Невыплаканная боль

- Вы правду говорите? - переспроси­ла Ирина. Вы горели? Откуда вы?

- Из Ясиноватой. Вы хорошо знаете Ясиноватую?

- Знаю железнодорожный вокзал, ав­товокзал, церковь.

- Понятно. Вы не знаете Ясиноватой.

- Извините. Всегда проездом, всег­да в спешке.

- Возле магазина «Теремок» и был мой дом.

- Был?

- Он стоит, только квартиры моей там нет. Вот, посмотрите снимок. Я сфото­графировала на телефон.

- Это было жутко. Снимок сделан сни­зу вверх. Не было в квартире ни потолка, ни крыши, ни мебели. Снаряд прицель­но попал в квартиру четвёртого этажа.

- Залпов было несколько, - сказала собеседница. Дуло танка было повёрну­то в мою квартиру.

- Вас как зовут?

- Таня. Меня Таня зовут.

- Таня, а где в это время были вы?

- В подвале. Мы успели с соседями спуститься в подвал. Поэтому и оста­лись живы. Долго мы там сидели. Я ни­чего не знала. Говорят, когда приеха­ли пожарные машины, им запретили ту­шить огонь. Для устрашения, что ли. Вот снимок комнат. Полная пустота.

- А кто вам помог выехать из Ясино- ватой?

- Был автобус для беженцев. Спаси­бо, в подвал я убежала с документами. Думала, проблем не будет.

- У вас есть жильё?

- Есть, - Татьяна повернулась к жен­щине, стоявшей поодаль от неё и не ме­шавшей нашей беседе. - Меня прию­тила подруга у себя дома. Вот теперь я живу в Макеевке.

- Говорят, погорельцам выдают жи­льё. Помогают.

- Выдали. Мне предложили жильё: заброшенное общежитие без мебели, посуды, отопления и продуктов. Живи - не хочу, - грустно улыбнулась женщина.

- Жизнь с нуля?

- С нуля. Пойду завтра просить хоть какой-то помощи. Еще в августе оста­лась на улице, а уже октябрь. Холодно. Вот, в курточке подруги стою. Домой хо­чется. Вы не представляете, как я хочу в свою спальню, на свою подушку, выпить чая из своей кружки.

Слушать это было невыносимо. Ири­на тут же представила себя в чужой пи­жаме и тапочках.

Ирина не стала расспрашивать и о том, почему женщина не собрала вещи и не выехала в другое, более безопасное место. Сама такая. Кто знает, где тебя подстерегает беда? Родные стены бере­гут. Не всегда, но берегут.

Ирина не стала расспрашивать Таню, есть ли у неё дети, внуки. Есть ли возмож­ность перебыть у родных. Не это глав­ное. Главное, что Татьяна не одна такая. Всем помочь трудно. Практически нере­ально. Но ведь можно? При желании? При маленьком таком сострадании? Конечно, никто Ирине не ответит на этот вопрос.

В Киев Инна уехала не на прогул­ку, хоть очень крепко себя в этом убеж­дала. Лёгкая на подъём, она не мог­ла переступить порог квартиры в неиз­вестность. Вернётся ли домой? Будет ли дом? Будет ли куда вернуться, с чем вернуться и в каком моральном состоя­нии? Или это - навсегда?

Красивый тёплый город поглотил и проглотил женщину с потрохами. Как не влюбиться в красоту улиц, домов, церк­вей, площадей? Если бы не причина, по­гнавшая Инну в этот город, можно было бы наслаждаться всеми прелестями сто­лицы. Друзья приняли подругу тепло и сердечно, понимая, что душа её осталась дома.

Время тянулось до бесконечности. Инна металась между сводками ново­стей, компьютером и звонками близких, оставшихся в Донецке. Это было невы­носимо, это было на грани срыва. Пла­кала она только по ночам: нельзя пока­зывать друзьям, что она слаба и впе­чатлительна. Дежурная яркая улыбка не сходила с лица. А душа потихоньку тле­ла по родным улицам, которые так ста­рательно обстреливались. Что делать? Ехать домой под бомбёжки или оста­ваться в Киеве и плакать от бессилия? Ответа нет и не будет. Советов и реко­мендаций - тем более.

- Ириша, привет! - услышала Ирина знакомый грудной голос Инночки.

- Привет, дорогая. Ты где?

- Дома. Я уже дома.

- Ты что натворила? В Донецке очень опасно находиться.

- Ты не понимаешь, Ир, я дома! И пусть рвутся снаряды, пусть горит под ногами земля, я больше никуда не уеду. Не хочу быть вечной скиталицей по чу­жим квартирам. Это так больно - знать, что твои друзья, родные и близкие жи­вут в этом аду, а ты в это время сидишь у фонтана и пожираешь мороженое. Нет, Ира. Я для себя решила, что так будет правильнее.

- Инночка, я очень рада тебя слы­шать. Честное слово, рада.

- Значит, я поступила правильно.

- Это твой выбор. Это твоя жизнь. Это наша жизнь, которую мы пытаемся сохранить. Звони. Ладно?

- Конечно. Обязательно позвоню. Мы ещё встретимся.

Аня с Русланом и двумя сыновьями снимали квартиру в Макеевке. Моло­дая семья изо всех сил старалась дер­жаться на плаву. Эти старания были так зыбки, что концы с концами не своди­лись. Деньги на сигареты не тратились, на спиртное - тем более, но их так не хватало, хоть вой. А тут еще и война. Страшно за детей. Аня услышала, что у соседки ребёнок начал заикаться после того, как от бомбёжки прятался в под­вал. Бомбили не их дом, но залпы были такой силы - стены содрогались.

Взвесив все «за» и «против», моло­дая семья собрала сумки и чемоданы, села в поезд, и оказалась в Крыму, в ла­гере для беженцев. Летом в Крыму в па­латках жить можно, если не думаешь о том, что твоя мама осталась там, в вой­не. Но здесь - дети. И материнский долг - сохранить им и жизнь, и здоровье. Три недели показались вечностью. И вот - долгожданное распределение в Рос­сию. Мужу предоставляют работу, а се­мье жильё и предметы первой необхо­димости. Радости не было границ. Всё сложилось для семьи наилучшим обра­зом. Проститься с детьми мать решила тут же, в лагере для беженцев. Она уму­дрилась притащить детям тёплые вещи из Макеевки, а младшенькому - люби­мую обезьянку, которую потеряли где-то в квартире при сборах.

И только сейчас Аня поняла, что это на­всегда. Что с Макеевкой её будет связы­вать только мама и только тяжелые мыс­ли о том, жива ли. Она ещё не понимала и не осознавала, как это больно - знать, что мать в опасности и не иметь возмож­ности ей помочь. Только мать в этот мо­мент была счастлива. Она знала, что дети и внуки вне опасности. Что у них будет обеспечено мирное существование. Нет, не существование, а нормальная полно­ценная жизнь.

- С Богом, дети, - только и смогла сквозь слёзы вымолвить женщина.

- Бабушка. - заплакал старшенький.

- В этот момент, казалось, весь мир рыдал.

- Лиза сопротивлялась из последних сил:

- Мама, я никуда из города не поеду. Я так решила. Ты возьмешь ребёнка и уе­дешь с ним в Россию. А я буду продол­жать работать в Макеевке.

- О какой работе ты говоришь, Лиза? Ребёнка спасать надо. Ты ещё очень мо­лода. Тебе свою жизнь тоже спасать надо. И не спорь. Я так решила.

Две женщины выразили своё реше­ние. Они уверенно решили, а. жизнь решила всё по-своему.

- Ирина, я уезжаю с малышом, - пла­кала в трубку Лиза.

- Умница. Это правильный поступок.

- А вы? Вы почему не уезжаете с внучками?

- А я не могу.

- Я тоже не могу, но обстоятельства решают всё за нас.

- Лизочка, ты - мама. Ты правильно поступаешь. А у моих внучек тоже есть мамы. И они сами решили, что останут­ся в городе. Думаешь, я не убеждала их? Ещё как убеждала. Но дочери реши­ли, что останутся здесь. Сердце рвётся на части, но они непреклонны.

- А мне стыдно.

- Ты о чём?

- Мне стыдно, Ирина. Я предаю свой город.

- Лиза, девочка, ты не о том сейчас говоришь. Эти слова должны мужчины говорить. Это они должны охранять ти­шину и покой своих детей. Давай дого­воримся: ты мне в поезде позвонишь.

- И в поезде позвоню, и как приеду, позвоню. Вы только не забывайте меня и не считайте, что я сбежала.

- Лиза, эта тема закрыта. Береги ре­бёночка. Он ещё очень мал, чтобы по­нять, что вокруг происходит, а он уже слышит разрывы залпов.

Звонка не было около недели. И вдруг:

- Ирина, миленькая, здравствуйте!

- Здравствуй, Лизочка. Ты как?

- Я-то нормально. По бульвару брожу, тоскую по дому. Знаете, я даже на пляж не хожу.

- Почему?

- Из солидарности.

- Лиза, не смеши. Ребёнка надо во­дить к морю. Понимаю, что через свои принципы переступить очень сложно, но к чёрту принципы. Это жизнь.

- Меня здесь друзья поддерживают, как могут, а я всё время реву. Реву от слабости, от бездействия, от того, что не дома. Как там Макеевка?

- Макеевка стоит. Мы живём. И ты живи. Я читала твои стихи. Сколько в них боли и страданий, нельзя так рвать душу. Я понимаю, что мне легко гово­рить - я дома. Быть вдалеке от Роди­ны - большая беда. Именно беда, Лиза.

- Я скоро приеду. Мне надо сохра­нить архивы.

- А кому-то поручить это можно?

- Нет. Я сама. Я хоть одним глазком взгляну на город. Я устала страдать. Мама тянет меня в Россию. У меня нет выбора. Я обязана туда ехать. Но я не хочу!

- Ты не должна так говорить.

- Знаю. Я всё знаю.

Нервы - полноправные хозяева стрес­сов. Или наоборот. Всё взаимосвязано. Лиза часто стала плакать. Потихоньку, чтобы не испугать ребёнка. Её стихи были утончёнными и сильными в своей неис­черпаемой боли. О, сколько в них было боли! В каждом неосторожно сказанном слове она искала намёки, делая себя ви­новатой во всех смертных грехах. Чувство стыда мучило её изнутри. Она думала, что если останется в городе, жизнь поте­чёт по другому руслу. А русло это подка­пывали обстоятельства войны, никак не она, хрупкая, красивая, молодая женщи­на с ребёнком на руках.

Лиза вырвалась-таки на несколько дней в Макеевку, постаралась сделать все запланированные дела, встретилась с друзьями и коллегами, спрятала в на­дёжном месте архивы и. наревелась. Дома можно реветь сколько угодно. Но оставаться нельзя - ребёнок ждёт маму. Она ходила по квартире, трогала рука­ми книги, детскую кроватку, папину фо­тографию на стене.

И тут что-то грохнуло с такой силой, что Лиза присела у стены. Что это было: взрыв, бомбёжка? Соседи сверху её то­пили: вода текла по стене туалета и по­добралась к залу. И в это время рух­нул на пол нагревательный бак. Горячая вода, штукатурка, мокрый ковёр. всё это поможет убрать соседка, а у Лизы по расписанию - автобус. В другой си­туации поездка была бы отменена, но не сейчас. Нет гарантии, что по дороге не будет обстрела. Нет никакой гаран­тии на жизнь.

Лиза снова заплакала. От обиды, бес­силия, злости. Да, она плакала от злости.

Ирина решила, что на этом остано­вит свой рассказ. Лиза выходила на связь по скайпу. Она изо всех сил держалась, а Ирина убеждала подругу, что ей надо там найти работу. Временную ли, посто­янную, но работу такую, которая бы не давала возможности скучать. Всё нелепо. Всё не так, но это - единственный выход. Главное - они в безопасности.

Ирина понимала, что никакие доводы не помогут. Друзья не оставляют моло­дую женщину без внимания. Все реши­ли, что сразу после войны непременно будет встреча друзей у самовара. Будут песни и стихи. Стихи не о войне. Мир­ная тема будет самой главной. Всё не­пременно возвратится. И возвратятся все, кто вынужденно уехал из дома.

Сегодня Ирина прочитала стихотво­рение о беженцах. В комментариях она написала: «Как я боялась оказаться в ав­тобусе с беженцами. Мои знакомые ока­зались. Как им там, на чужбине?»

И получила ответ: «Им там ужасно, Ирина, даже если никаких материальных проблем. Родина - это не пустое слово».

Ирина Горбань