Макеевка √ Полесье: маршрут любви к Отечеству и силы духа

Не дожидаясь приказов┘

Одной из тех, кто в числе самых первых, в самый первоначальный период чернобыльской эпопеи отправился спасать соотечественников от атомной стихии, была макеевчанка Людмила ИВАНИЛОВА √ простая скромная женщина, медсестра. В ту пору она работала в реанимационном отделении горбольницы ╧ 1, которая в нашем городе больше известна как Рудбольница. Беседуя с Людмилой Александровной, мы попытались вспомнить психологическую атмосферу, охватившую наше общество в апрельские - майские дни 1986-го, когда появились первые сведения о взрыве на четвёртом реакторе ЧАЭС. Уместнее даже сказать √ не появились, а просочились. Ведь ещё, кажется, советское руководство, а соответственно, и пресса молчали┘ Уже облако радиации накрыло огромную территорию, продолжая расширяться, уже началась массовая эвакуация населения из зараженной зоны, а звучала лишь информация о первомайской демонстрации в Киеве (то есть в непосредственной близости от Чернобыля), о проводившейся там же в те же дни Велогонке Мира. Но ещё до появления на газетных страницах первых официальных сообщений об аварии в гуще советского общества уже пошла волна тревожных, пока ещё не до конца ясных слухов. А что мы вообще знали о радиации? Ну, конечно, слышали, читали о Хиросиме и Нагасаки. Но это было давно, да и Япония от нас далеко. Но вот чтобы подобное случилось у нас, в центре Украины, да ещё в то время, когда появились надежды на улучшение жизни в связи с перестройкой и ускорением┘ А отцы перестройки в первые дни трусливо отмалчивались. Но мы-то понимали: произошло что-то ужасное.
- Как и многие, я была в шоке, - вспоминает Людмила Александровна, - было непонимание и возмущение по отношению к высшему нашему руководству.
Однако политическое руководство государства и Родина √ понятия не всегда тождественные. И шли жители всех республик и регионов тогдашнего Союза √ будь то добровольно или по приказу, но мужественно шли в чернобыльское пекло спасать страну. Спасать попавших в беду таких же советских людей. Когда для работы в районе Чернобыльской АЭС начал формироваться Макеевский медицинский отряд, Людмила Иванилова не ждала приказов или распоряжений, а просто пошла и попросила включить ее в списки. Об этом она говорит без всякого пафоса, а несколько смущённо. И даже с чуточку иронической интонацией, но о действительно высоких гражданских чувствах: - Я ведь была совсем молодая и наивная. Была ⌠ужасным■ патриотом. Родина в опасности! Значит, я должна быть там. Так думали, разумеется, и все мои коллеги. Не помню ни одного случая, чтобы кто-то из медработников, зачисленных в наш отряд, паниковал, пытался увильнуть от командировки в Чернобыль.

Когда зашкаливало горе┘

Макеевский медицинский отряд, в состав которого входили врачи, медсёстры, а также водители (возглавлял отряд врач-гастроэнтеролог горбольницы ╧ 5 Сергей Ставицкий), 14 мая 1986 года прибыл в Полесский район Киевской области, где сменил коллег из аналогичного Донецкого отряда. Прибыли макеевчане в 6 часов утра, а уже с 8 часов впряглись в работу. Действовал медотряд на базе Полесской ЦРБ √ центральной районной больницы. Людмила Иванилова была назначена дозиметристом.
Слушая рассказ Людмилы Александровны, я подумал о том, что обстановку, царившую в те дни на Киевщине, можно сравнить разве что с начальным периодом Великой Отечественной войны, когда жители прифронтовых районов массово эвакуировались, спасаясь от стремительно наступавшей гитлеровской армии. Вереницы автобусов прибывали к районной больнице. За один только день через руки медиков проходили сотни эвакуируемых. Каждого нужно было обязательно проверить дозиметром √ тело, одежду, - и у кого зашкаливало (а таких было очень - очень много), тех госпитализировали, оказывали неотложную помощь. У кого были особые осложнения, тех направляли для дополнительного обследования в Киев.
Эмоциональное состояние этих людей, что и говорить, было кошмарным. Сознание, может быть, даже не успевало охватить всю масштабность, катастрофичность случившегося. С трудом верилось, что навсегда покинут родной домашний очаг, что там, в зоне поражения, осталось брошенным нажитое за многие годы имущество. Ведь большинство беженцев из Припяти, Чернобыля, других населённых пунктов уезжали, как говорится, в чём были, то есть ничего, кроме одежды, которая на них, не было разве, что только успели взять с собой документы. Шок, растерянность┘ Но если одни, особенно, конечно, мужчины, находили в себе силы сохранять хотя бы внешнее спокойствие, то у иных доходило до истерики √ особенно в тех случаях, когда родители в этой сумятице не могли найти своих детей или наоборот. Ведь бывало часто, что деток сажали в автобусы и увозили прямо из школы или детсада, а родителей √ с работы или из квартиры. И что творилось в таких случаях в стенах райбольницы или на больничном дворе: маленькие дети заливались горькими слезами, не зная, куда подевались мама с папой, а женщины теряли сознание, не выдерживая переживаний из-за куда-то подевавшихся детей. Врачи и медсёстры, разумеется, всеми силами старались успокоить, обнадёжить. А вообще-то медикам трудно да и невозможно было сохранять профессиональную бесстрастность. Конечно же, сопереживали, сочувствовали. И наверняка это сострадание к человеческому горю для многих пострадавших было в какой-то миг важнее лекарств и врачебного вмешательства.
Вот чего не было у работников (так и хочется сказать бойцов) медицинского отряда, так это страха за самих себя. Об этом даже как-то не думалось, или, возможно, подобные мысли просто заглушались огромным напряжением, ведь рабочий день длился с 8 часов утра до 8 вечера при нескончаемом, как уже было сказано, потоке эвакуируемых. Больничные палаты были наполнены до отказа. Между тем, основания для опасений за собственное здоровье у медиков были, ведь они работали не только непосредственно в Полесской ЦРБ, но и неоднократно выезжали в заражённую зону. Жуткое впечатление производили совершенно обезлюдевшие сёла, небольшие посёлки. И лишь провожали взглядами автомобиль ╚осиротевшие╩ животные. Своими крохотными собачьими, кошачьими или куриными мозгами эта домашняя живность не могла постичь, куда это вдруг в одночасье исчезли хозяева?
Впрочем, люди в этих местах всё же были, главным образом те, кто вопреки запрету тайком возвращался в свои дома. Просто не могли примириться с вынужденным переселением. Может, не до конца себе представляли убийственную силу радиации. Именно из-за таких нелегальных возвращенцев оперативным группам медицинского отряда приходилось выезжать в запретную зону. Здесь же, на месте, жителей вновь проверяли дозиметром, при необходимости оказывали первую медицинскую помощь и┘ вновь эвакуировали. Ничего не поделаешь┘

Ты выйдешь добровольцем, юный друг?

В этих выездах многие медики, в их числе и Людмила Александровна, сами получили свою дозу облучения. Это сказывается на здоровье до сих пор. Ведь, вообще, болезни, вызванные радиацией, с годами не ослабевают, а, увы, усугубляются. Людмила Иванилова знает об этом ещё и в силу профессии: среди пациентов областной клиники профзаболеваний, где она ныне работает, немало ╚чернобыльцев╩. А, как известно, чисто медицинские аспекты тесно переплетены с социальными проблемами ликвидаторов и пострадавших от аварии на ЧАЭС. Скажем, если раньше лекарства для них были бесплатными, то сейчас этого практически не осталось. О чёрством, бездушном отношении государства (или, точнее, определённых государственных мужей) к ╚чернобыльцам╩ сказано и написано немало. А вот если сравнивать с советским прошлым┘ Да, есть основания осуждать за некоторые деяния (или бездействие) тогдашнее руководство. Но ведь было и другое. Что ни говори, а всё-таки для ликвидации последствий аварии были предприняты энергичные и крупномасштабные меры. Какие силы и средства, техника и финансы были задействованы! Не было никаких затруднений, вспоминает Людмила Александровна, в частности с лекарствами, с обеспечением полноценным питанием пострадавших и медработников. А главное, жив был в массе советского народа высокий нравственный, патриотический дух. Так мы были воспитаны, и настолько силён был этот дух, что не могли его угасить ни застой, ни все эти перестройки и демократизации. Пусть никогда на нашей земле не стрясётся беда, подобная чернобыльской катастрофе. Но очень хочется верить, что в душах нашей молодёжи всегда будет готовность, если вдруг станет нужно, не дожидаясь приказов, пойти и сказать: ╚Прошу меня зачислить добровольцем╩.

Фото Алексея САПРЫКИНА