От первого мгновенья до последнего

Тут уместно напомнить, что другая часть Молдавии, а также Северная Буковина и нынешний юг Одесской области в ту пору были под властью Румынии. Кстати, коль уж зашла об этом речь, нелишне вспомнить и о том, что в этом году предстоит ещё один юбилей - 70-летие вхождения, или, точнее, возвращения названных территорий в состав исконных украинских и молдавских земель. 28 июля 1940-го сюда вошли части Красной Армии, в их числе и пехотный полк, в котором служил Борис Пристройко. Эту операцию официальная пропаганда обозначила, как ╚освобождение молдавских и украинских братьев от румынского ига╩. Но это было не пропагандистским штампом, а правдой. Как вспоминает Борис Саввич, население Южной Бессарабии встречало советских солдат радостно, действительно как освободителей.
Пехотный полк дислоцировался недалеко от уже новой границы, которая на том участке проходила по реке Прут. Пришёл июнь 1941-го. К тому времени Борис Пристройко был уже командиром отделения. Во второй половине месяца было объявлено о предстоящих учениях, личный состав переселился из казарм в палаточный городок в лесу. 22 июня выпало на воскресенье. Накануне командование пообещало, что по случаю открытия летних лагерей в этот день всему личному составу будет выдано пиво!
... А на рассвете загрохотало.
- Мы выскакиваем из палаток. Первая мысль была - учения начались. Но тут же поняли, что с румынской стороны летят снаряды - они проносились над нами и взрывались позади нас, где-то в глубине нашей территории. Чуть позже видим - летят самолёты, причём с нашей стороны. Наши? Да какие там наши - на крыльях кресты! Видно, отбомбились и возвращаются на аэродром. Всё стало ясно... Замешательства и паники не было. Раздались чёткие команды, подразделения бросились вперёд, к границе. Пехотинцы заняли оборону на берегу Прута и обрушили всю мощь огня на агрессоров - а были это союзники гитлеровцев, румыны. Водная гладь скрылась под целой армадой резиновых лодок, на которых противник устремился к советскому берегу. Около трёх часов наши солдаты вели бой, одну за другой топили лодки. Стволы винтовок и пулемётов раскалились аж докрасна... Красной стала и река от вражеской крови...
Более десяти дней подраз деление держало оборону на берегу. Румыны, ошеломлённые огромными потерями при переправе, не предпринимали попыток форсировать реку. А наши моментально подавляли огнём малейшее ╚шевеление╩ на той стороне Прута. Но потом стало ясно, что противник прорвался на других участках. 2 июля позади позиций, с тыла вдруг замаячили каски - уже не румынских, а немецких солдат. Из окружения удалось вырваться. И начались мучительные, тоскливые, полные лишений дни отступления. Вещмешки были набиты, а ремни и солдатские плечи увешаны всевозможным ╚железом╩: гранаты, сапёрные лопатки, винтовки, ручные пулеметы и станковые, патроны. Оружия и боеприпасов хватало. Вот чего не было, так это еды. Перебивались подножным кормом: то грибы, то ягоды, то какие-то съедобные травы. Зачастую в те жаркие июльские и августовские дни мучались без воды. За месяц отступления бойцы исхудали так, что с трудом узнавали друг друга. А ведь за один только ночной переход нужно было пройти до 40 километров...
Но вот что нужно заметить в опровержение некоторых ╚исторических изысканий╩, что якобы в те трагические дни наши войска стремительно убегали. Нет, это не было беспорядочным отступлением. Был отход под натиском превосходящих сил противника. Но отход организованный. Подразделения, шедшие в арьергарде, создавали заслон, огнём прикрывали отступающий полк, при этом постоянно переходя от обороны к контратакам.
- И вот в одной из контратак меня как будто железным ломом кто-то огрел по голове! Я опрокинулся на спину. Слышу, ребята из моего отделения кричат: ╚Командира убило!╩. Я голос подаю: ╚Кого ещё там убило?!╩ Оказалось, немецкий снайпер целил мне точно в мою каску. Она и спасла.
Другой случай оказался посерьёзней. В очередной раз солдаты цепью устремились навстречу врагу. На счету Бориса Пристройко это была уже третья контратака за период отступления. От страшной боли - было тяжёлое ранение в ногу - он упал. Там - немцы, там - наши, а он сам - на поле, на нейтральной полосе. Оставалось две гранаты. Мелькнула мысль: ╚В плен не сдамся. Одна граната - для фрицев, вторую рвану вместе с собой╩... Но тут послышалось: ╚Ура!╩, и вскоре кто-то грубо схватил его за ноги и поволок прямо спиною по земле. Он застонал, а двое бойцов, тащивших его, обрадовались: ╚А мы подумали, ты убит!╩.
...А далее хирург в полевой медсанчасти терзал щипцами окровавленное мясо. Без всякого наркоза. Потом вместе с другими ранеными - дорога в тыл в кузове полуторки. От боли сознание временами меркло, а вновь пробуждаясь, фиксировало типичные картины тех дней: при виде уходящих на восток воинских колонн плачут женщины в сёлах: ╚Куда же вы отступаете? Зачем нас оставляете на фашистов?╩. А ещё позднее пережил Борис Саввич тоже кошмарную дорогу в тыловой госпиталь. На четыре товарных вагона, набитых измученными, тяжко страдающими бойцами, - всего лишь одна падающая от страшной усталости медсестра...
Так для Бориса Пристройко закончилась первая страница фронтовой биографии. Впереди ждали госпиталь, после лечения - бои за Кавказ, ещё два ранения. Трагические известия о смерти родных и близких... Завершился боевой путь в освобождённой Чехословакии. В общем, Борис Саввич прошёл всю войну - от первого мгновенья до последнего...
Послевоенная глава жизни - это почти полвека шахтёрского стажа на ╚Холодной Балке╩ (ХБ-1, ХБ-2, ХБ-3). К боевым наградам - орденам Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медалям ╚За боевые заслуги╩, ╚За оборону Кавказа╩, ╚За освобождение Праги╩ - прибавилась мирная награда, медаль ╚За трудовое отличие╩. Внешне на свои 90 лет Борис Саввич никак не ╚тянет╩. Даже язык как-то не поворачивается назвать ╚стариком╩ этого седого, но бодрого, подтянутого человека с ясными по-молодому глазами.
И вот еще что подумалось. Бывают у каждого из нас такие дни, когда, как в песне Макаревича, ╚опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил...╩; когда жизнь кажется беспросветной то ли из-за неудач на личных фронтах, то ли из-за каких-то социальных или, скажем, политических проблем. Но стыдно, братцы, впадать в пессимизм, если вспомнить о том, что пришлось пережить нашему старшему поколению. Что могло быть хуже и страшнее той войны, особенно её начального периода, когда, казалось, никто и ничто не могло остановить нашествие ╚коричневых╩ варваров? А наши деды и прадеды - смогли. Выстояли. Победили. Потому что - за правое дело. Потому что Родину любили так, что эта любовь была сильнее самого страшного врага и самой смерти.

Госпиталь в Сочи, 1942 год. Борис ПРИСТРОЙКО (справа) - после ранения при обороне Кавказа	Он умел и любил играть на скрипке. Снимок сделан в конце войны. В первые её месяцы было не до музыки, не до фотографий

Фото Виталия Голуба
и из архива Бориса Пристройко